О доле "теневого непонятно чего"

Плетение бус вместо карьеры в госкомпании, автосервисы для своих, острова свободы в гаражных пристройках. Чиновники отчитываются о сокращении доли теневой экономики, а число самозанятых граждан, не желающих вступать в отношения с государством, растет.

[hide]Правительство постоянно предпринимает попытки по выведению теневой экономики в свет [/hide]
[hide]В руках гаражных умельцев любое железо превращается в ликвидный автомобиль [/hide]
[hide]Фриланс оказался спасением в кризис для многих москвичей [/hide]

На прошлой неделе вице-премьер по социальным вопросам Ольга Голодец сообщила, что в теневой экономике нашей страны участвует не менее 36% трудоспособного населения. По ее словам, доля оттенков серого в общей экономической палитре все-таки сокращается: за прошлый год удалось «обелить» 800 тыс. человек, и «это хорошо, у людей пошел официальный стаж, официальные выплаты, и это меняет позицию этих людей в нашем обществе». Два года назад, между прочим, она же говорила, что «непонятно чем» занимается почти половина населения страны — 45%.

Экономисты сомневаются, что долю «теневого непонятно чего» правительство для начала может адекватно посчитать. «Голодец говорит, что в теневой экономике 27 млн человек (если перевести ее 36%), а Роструд в апреле утверждал, что их 15 млн. Согласитесь, большая разница»,— недоумевает профессор факультета социальных наук Высшей школы экономики Юрий Плюснин. А во-вторых, они утверждают, что «непонятно что» на самом деле растет.

«Прежде всего, очевидно, что в стране растет доля самозанятых граждан,— говорит Наталья Зубаревич, доктор наук, профессор кафедры экономической и социальной географии России географического факультета МГУ.— Есть разные определения самозанятости, но в данном случае я говорю о людях, работающих на себя, но не уведомляющих о своих заработках государство».

По оценкам Плюснина, доля таких самозанятых составляет до двух пятых трудоспособного населения: «Если взять отдаленные поселения, там каждый что-то делает для соседа за бутылку самогона или мешок картошки — и государство к этому всему, конечно, никакого отношения не имеет».

Подсчеты Павлова

«Я делаю одну-две гитары в месяц, пока не больше»,— рассказывает Сергей, житель Ульяновска. Его мастерская находится на окраине города, в высокой пристройке к гаражу. Посреди «шанхая» таких же пристроек в огромном гаражном кооперативе его обиталище — самое высокое, потому что «в низких коморках, вон как у ребят, которые мебелью занимаются», древесная пыль забивает глаза. Сергей делает авторские гитары, по собственным чертежам, но иногда его просят изготовить реплики известных гитарных брендов — Fender, Ibanez, чаще всего Gibson. «Их родные гитары по $1,5 тыс. стоят, а мои в три раза дешевле. При том что за качество я отвечаю, людям нравится. Дерево из США заказываю»,— говорит Сергей. Сейчас он подумывает о расширении производства: хочет нанять людей, обучить, сделать еще одну пристройку.

 

На окраинах Ульяновска несколько таких гаражных городов, и они разрастаются вширь и вверх: многие мастера строят над мастерскими еще один жилой скворечник и перебираются жить в гаражи. Здесь есть магазины и кафе, есть даже свой «гаражный» кинотеатр. Обосноваться в гараже куда проще, чем снимать мастерскую в городе: нужно договориться только с начальником ГСК или владельцем гаража.

«По сути, это работные избы эпохи царской России»,— поясняет исследователь фонда «Хамовники», автор исследования гаражной экономики Ульяновской области Александр Павлов. Увлекшись гаражной экономикой, Александр устраивает для знакомых экскурсии по Ульяновску: гаражные кварталы различаются архитектурой, а местами даже специализацией. «Вот здесь, смотрите, застройщики ГСК уже учли изменения,— выводит он меня на улицу длиной, наверное, километра четыре.— Весь комплекс построен как город мастеров». Улица, по которой мы идем, на ГСК не очень-то и похожа, состоит из двухэтажных зданий с пристройками. Здесь уже внизу расположены жилые помещения, а сверху — мастерские. На каждом доме — вывеска: «Стройматериалы», «Автозапчасти», «Ремонт двигателей».

Россияне не слишком беспокоятся о пенсии: они привыкли жить сегодняшним днем и не могут надеяться в старости на государство, опасаясь, что оно может снова рухнуть

Больше всего, конечно, автосервисов, такое впечатление, что их в этом небольшом городе сотни. Как и в Тольятти или, например, в Набережных Челнах, народные умельцы строят свой бизнес вокруг автозавода, в данном случае УАЗа. У каждого мастера много запчастей, о происхождении которых они не распространяются: «Один знакомый мужик принес». Здесь можно недорого купить любую деталь: на завод их возвращают как бракованные, здесь чинят и продают как новые. А также собирают из них новые машины всех видов и мастей. «Новенький уазик у нас стоит в два раза дешевле, чем на заводе,— хвастается владелец автомастерской Иван.— Или вот «КамАЗ» — хотите? Новый 5,5 млн стоит, я отдам этот за 3,2 млн. Новый, клянусь! Только документы на него от 86-го года».

Как ни парадоксально, доверия у покупателей к гаражным умельцам больше: у каждого умельца своя аудитория, вовсю работает сарафанное радио. «Почему в Ульяновске частные автосервисы популярнее? А потому, что в крупных конторах косорукие люди работают,— авторитетно заявляет автомеханик Дмитрий Проценко.— Им, конечно, и платят там мало. По принципу «незаменимых нет». Ну подумаешь, испортили они подряд пять машин по гарантии? Все равно ведь шестой к ним же пойдет». Для гаражного мастера его репутация — главный актив, а клиенты — почти родственники. Потеряв клиентуру, мастер вынужден будет искать работу в городе, а это непросто. Вот, например, в городской газете есть вакансия инженера-сметчика на Тагайской птицефабрике — зарплата 25 тыс. руб., нужно высшее образование и опыт работы не менее пяти лет. Или в государственном управлении спецсвязи по Ульяновской области нужен специалист по таможенным операциям: ему будут платить 20 тыс. руб., высшее образование тоже требуется, и двухлетний опыт работы обязателен. Но главное — это свобода. «Я сейчас зарабатываю немного, но занимаюсь любимым делом и ни от кого не завишу»,— объясняет гитарный мастер Сергей свой выбор.

«За последние пять лет в Ульяновской области самозанятых стало больше в 1,2-1,5 раза,— подсчитал Павлов.— Об этом можно догадаться, даже если использовать официальную статистику, посвященную структуре доходов и расходов домохозяйств: в Ульяновской области по показателям конца 2014 года расходы превосходят официальные доходы в 2,5 раза! И это без учета кредитной нагрузки».

Случай на Байкале

Моногорода (города, где есть одно крупное предприятие) принято обвинять в пассивности. Якобы жители воспринимают родной завод как кормильца, директор завода — отец родной и своей головой думать не нужно.

В городе Байкальске два года назад закрылся Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат (БЦБК), на котором работали почти все байкальцы. «С того момента, как закрыли комбинат, работы в городе нет, а там, где есть, платят либо мало, либо очень мало»,— рассказывает 26-летний байкалец Даниил. Для многих людей постарше это, конечно, обернулось катастрофой, но Даниил даже рад: вместо того чтобы работать на вредном производстве, он теперь катает туристов на катере по Байкалу. «В этом сезоне купил «банан» пятиместный, беру недорого, 300 руб. с человека. Заказы есть. Конечно, много на «банане» по Байкалу не накатаешь: холодно у нас… Зимой работаю инструктором по горным лыжам на горе Соболиной, платят мало, но что ж поделать, другой работы все равно нет».

Отец Даниила занялся современным отходничеством: поехал вахтовиком на нефтепромыслы, мать выращивает клубнику и продает на трассе: она это, правда, делала и до закрытия завода. С момента закрытия завода помимо клубники (ее хоть и называют садовой земляникой, но она здесь крупная, с куриное яйцо) город стал знаменит сувенирами — неожиданно открылись таланты.

«Конечно, тяжело, 7-10 тыс. заработка в месяц — это предел в нашем городе. Народ не живет, а выживает. Денег в городе меньше, но воздух чище»,— говорит предприниматель Андрей Пылюх. В округе он известен ледяной баней: каждый год в течение нескольких месяцев выстраивает ее заново, и для иностранцев этот объект уже стал обязательным для посещения. «А для бизнеса на Байкале это самое важное,— продолжает Пылюх.— В этом году баню буду делать по последним технологиям. Многие горожане стали мастерить поделки, сувениры, притом отменного качества, с Китаем близко не сравнить. Делают на ягодную тему сувениры, про клубнику, которой славится город. В общем, народ приспособился».

Зарабатывает на туризме и Артем Копылов: он сдает в аренду красивый трехэтажный домик с бильярдом и теннисным кортом. «Бизнес аренды жилья у нас очень развит, особенно посуточной,— говорит Копылов.— Туристам здесь хорошо: летом прохладнее, чем в Иркутске, а зимой теплее». Этот же самый климат позволяет выращивать клубнику, которая уже стала брендом города. Вот эти две составляющие и стали основным источником дохода для большинства жителей, которые здесь остались. «А молодежь практически вся старается найти работу в Иркутске, но при этом детские сады переполнены, потому что детей оставляют с бабушками и дедушками»,— добавляет Копылов.

С закрытием градообразующего предприятия в Байкальске и окрестностях действительно стало больше туристов, но работа на них по-прежнему не приносит байкальчанам постоянного дохода, так как имеет преимущественно сезонный характер. «В 90% случаев этот заработок нестабилен, потому что привязан к конкретному времени года,— сетует руководитель фонда «Возрождение земли сибирской» Елена Творогова.— Но в Байкальске есть два туристических сезона — зима (с горнолыжкой) и лето. Кому повезет, в межсезонье могут сдавать квартиры приезжим охотникам. Но обслуживание туристов — это ведь очень богатая тема: и жилье, и еда, и сувениры. Есть семьи, которые начали специализироваться на сборе дикоросов, кто-то свою черемшу продает, кто-то научился рыбу коптить как-то по-особенному. Регистрировать такие подработки как предпринимательство не имеет смысла, так как большая их часть носит временный характер».

Это вам за кризис

В столичных городах найти работу легче, но самозанятость тоже растет. Экономисты полагают, что причины этого роста гораздо шире, чем просто безработица: усталость от офисного рабства, поиск путей самореализации, распространение интернета. Помимо этого в кризис растет рынок фриланса, потому что многие виды деятельности компании выводят на аутсорсинг.

53-летняя Екатерина, ранее успешно работавшая в бухгалтерской фирме, три года назад ушла в вольное плавание, однако регистрировать себя как ИП не стала. «В какой-то момент я посчитала, что несколько десятков клиентов, фирм, которые я обслуживала, ведя у них бухгалтерию, стали обращаться ко мне напрямую. Таким образом, компания, в которой я работала, просто забирала львиную часть моего заработка. И я стала работать в одиночку, занимаясь всем тем же самым с теми же самыми заказчиками. Конечно, иногда было сложновато, особенно в первые месяцы: я уже не молода, а нужно ездить по всей Москве, здесь забрать документы, там поговорить с заказчиком».

Принимая решение работать без регистрации ИП, Екатерина думала о пенсии. «Мне до пенсии пять лет, и, поскольку я родилась до этого водораздела по 1968 году, я так понимаю, что будут за меня отчислять средства в Пенсионный фонд или не будут, это на моей пенсии никак не отразится: свои два прожиточных минимума я получу». И хотя пенсионный калькулятор на сайте Пенсионного фонда утверждает строго обратное (что пять лет имеют значение, а 1968 год — это совсем про другое), о своем решении Екатерина не жалеет: «Денег стало несопоставимо больше, я хоть за границу впервые за десять лет съездила!»

Супруги Иван и Анастасия вместе с двумя детьми почти двадцать лет занимаются энтертейнментом: устраивают танцевальные шоу на вечеринках и корпоративах. «Наши дети еще были школьниками, когда начали работать вместе с нами,— рассказывает Анастасия.— Сын стал диджеем, дочь показывает акробатические трюки». Юридически эта деятельность не оформлялась никогда. «В 1990-х не хотели регистрироваться из соображений безопасности,— рассказывает Иван.— Тогда в шоу-бизнесе, особенно в цирковом, конкуренция была жесткая: как только слышали о ком-нибудь новеньком, могли и офис поджечь, и артистов после выступления избить. А нас и крупные бизнесмены приглашали, и казино. Ну а потом стали копить на квартиру и прикинули, что если налоги платить, то работать пришлось бы минимум на два года больше. В итоге не пожалели: пенсия, конечно, хорошо, но своя недвижимость лучше, да и не очень мы на пенсию рассчитываем».

Пока люди не доверяют государству, пока в серой зоне работать выгоднее и пока люди не планируют ничего надолго, самозанятые будут работать нелегально

Есть среди столичных самозанятых и идейные противники законного предпринимательства, не допускающие его в силу личных убеждений, как, например, 27-летний Роман. «Я совершенно сознательно не хочу и не буду покупать никакой патент,— говорит молодой человек.— Я добываю свои деньги честным трудом, продаю и устанавливаю программное обеспечение, пишу софт, верстаю сайты, бывает, торгую зарубежными программами по докризисным ценам. А государство какое право имеет на мои деньги?» Роман обижен на государство: из-за кризиса он лишился работы в крупной туристической компании и не смог запустить первый из придуманных им бизнесов — магазин квадрокоптеров. Он взял кредит на полмиллиона рублей, снял помещение, но на квадрокоптеры уже денег не хватило. «Знакомых всех тоже уговариваю по возможности не платить ничего,— говорит Роман.— Это им за кризис. Я слишком много уже потерял из-за государства этого, Центробанка в первую очередь, и больше ему ничего не заплачу никогда».

Нежелание иметь дело с государством вообще довольно распространенная мотивация самозанятых. «У меня волосы на голове шевелятся от того, что происходит в государственной медицине в связи с реформой»,— говорит частный стоматолог Юрий Васильевич. Он ушел во «внутреннюю эмиграцию»: арендовал помещение в офисном центре и открыл частную практику по принципам, которые считает правильными. «Я десять лет проработала в госкомпании и поняла, что у меня происходят необратимые личностные деформации»,— ужасается Елена В., частный предприниматель. Последние три года Елена изготавливает бижутерию и ведет курсы вязания для домохозяек. «Я общаюсь с такими же, как я, неформальными предпринимателями, и мы воспринимаем себя так же, как жители Христиании воспринимают свою республику посреди Копенгагена»,— говорит она.

Не заманят

Попытки вытащить самозанятых из тени предпринимались неоднократно. В апреле этого года премьер Медведев объявил о создании правительством в рамках антикризисного плана системы патентов для самозанятых, однако эксперты скептически относятся и к этой мере.

«Нужны не патенты, а создание качественных рабочих мест,— считает профессор кафедры социальной и экономической географии географического факультета МГУ Наталья Зубаревич.— Швейные фабрики с зарплатой 8 тыс. руб. к таким не относятся. Экономика не предлагает самозанятым то, что им было бы интересно. Поэтому в серой зоне они зарабатывают больше». Пенсия, по ее словам, тоже не является достаточным аргументом для выхода из тени. Россияне не слишком о ней беспокоятся: они привыкли жить сегодняшним днем и не могут надеяться в старости на государство, опасаясь, что оно может снова рухнуть. «Самозанятые просто не видят преимуществ в приобретении патента. Вот есть, к примеру, дальнобойщик, возит грузы на своей машине: что ему даст патент? Гаишник с него меньше брать будет на дорогах, что ли? Или живет человек в деревне, где никакой работы нет, собирает дикоросы, землянику, грибы, отдает перекупщику. Зачем ему патент? В деревню никто с проверками не ездит, а если и доберутся, то пусть докажут, что он не себе собирает. А за хороший сезон, если много собирать, можно на машину накопить. Пока люди не доверяют государству, пока в серой зоне работать выгоднее и пока люди не планируют ничего надолго, самозанятые будут работать нелегально»,— говорит Зубаревич.

Более того, значительная часть самозанятых имеет и официальные доходы. Наличие трудовой книжки и белой зарплаты совсем не значит, что их обладатель не имеет дополнительных серых источников дохода.

«Большие возможности для получения серых доходов у бюджетников и госслужащих. Они занимают определенные позиции, имеют доступ к определенным ресурсам и эксплуатируют по полной эти позиции,— считает заведующий лабораторией центра фундаментальных исследований Высшей школы экономики Виталий Куренной.— Часто самозанятые образуют симбиоз с зарегистрированными предприятиями и организациями. Взять, например, традиционные промыслы: стоит предприятие, банкрот, не работает, но люди там числятся и занимаются дома промыслами и кустарным ремесленным производством, а предприятие им нужно, потому что там есть оборудование, которое они не могут себе позволить».

Куренной уверен, что самозанятость в России имеет универсальный, всепроникающий характер, присутствует во всех сегментах экономики в любом уголке страны. «У нас вся страна живет полутеневым образом,— говорит он.— Жить на белые зарплаты в большинстве своем россияне не готовы. За исключением нескольких крупных городов, зарплаты эти совсем небольшие, даже если не ниже прожиточного минимума, все равно никак не соответствуют реальным запросам потребления».